В пустыне

Я больше не могу молиться,
Потоки дум сковал застой,
И дух, земли моей столица,
Зияет чёрной пустотой.
Так было: жаждал, рыл колодцы –
И наполнялся дух, но вот:
Я пью - а жажда остаётся,
И тошнота от горьких вод.
И пил из чаши поношенья,
Бесславья, боли и стыда,
Я изнемог и стал мишенью
Позорной черни. И куда
Теперь бежать? Какое слово,
Какая вера, стих какой
Тебя мне явит, Иегова?
Но Ты, Ты явлен был... скалой.
Из ниоткуда, с неба, свыше,
Из недр прокаленных камней,
Ушам не веря, явно слышу:
“Всяк жаждущий иди и пей!”
Ошеломлён, смущён, ничтожен,
Не зря источника нигде,
Я протянул ладони всё же
К живой и подлинной Воде.
И вот – незримое – свершилось:
Где к тверди камня я приник,
Его божественная милость
Из камня высекла родник!

- - -

Должно быть, в том пустыни благо,
Чтоб я доподлинно узнал,
Как исцеляющая влага
Исходит из твердыни скал.