Исповедь

Я всегда на литургии вглядываюсь в лица людей... Для меня этот процесс почему-то крайне важен! Что ищу я в глазах женщин и мужчин, стариков и детей? Долгое время я не задавалась этим вопросом. Только в этом году в ожидании пасхальной службы, я вдруг осознала, что больше всего с каким-то благоговейным трепетом в сердце желаю видеть, погруженные в полумрак под куполом храма , лица простых смертных... Странное это дело! Прямо нездоровая страть какая-то! Зачем это мне? Что я с таким рвением пытаюсь обнаружить и разглядеть? Нельзя сказать, что во время литургии я пытаюсь анализировать человека. Нет! Я интуитивно улавливаю что-то очень ценное для себя.
Во мне с каждым годом больше сомнений, нежели веры, больше отчужденности, критики и закрытости, отчаяния и одиночества... Может быть в них я ищу того, чего во мне самой не хватает? Ищу ответ на вопросы: "Почему Вы верите?", "Как у Вас получается любить?", "Кто Ваш Бог? Каким Вы Его знаете?", "Что Вам помогает жить?", "Что Вы просите у Него? О чем молитесь? Что ищите здесь?" И всегда эти вопросы глубоко личные. Но меньше всего в тот момент мне хочется услышать рациональный ответ. Мне необходимо его самостоятельно нащупать, почувствовать, увидеть и удивиться. А может я ищу Бога, такого разного, живого, необъяснимого, действующего в нашей истории в каждом человеке? Собираю Его образ, словно картину из пазлов и бережно уношу с собой, подобно пасхальной свече.
Одновременно я наблюдаю за межличностными отношениями. Для меня отношения человека с человеком равносильны тайне богочеловеческих отношений...

Сегодня заболела, не смогла быть на службе, которую ждала с нетерпением целый год. Тоскливо. Подумалось о том, что не так уж и много в нашй жизни пасхальных служб!

Вспомнился рассказ Тургенева "Христос".

"Я видел себя юношей, почти мальчиком в низкой деревенской церкви. Красными пятнышками теплились перед старинными образами восковые тонкие свечи.

Радужный венчик окружал каждое маленькое пламя. Темно и тускло было в церкви... но народу стояло передо мною много.

Всё русые, крестьянские головы. От времени до времени они начинали колыхаться, падать, подниматься снова, словно зрелые колосья, когда по ним медленной волной пробегает летний ветер.

Вдруг какой-то человек подошел сзади и стал со мною рядом.

Я не обернулся к нему — но тотчас почувствовал, что этот человек — Христос.

Умиление, любопытство, страх разом овладели мною. Я сделал над собою усилие... и посмотрел на своего соседа.

Лицо, как у всех,— лицо, похожее на все человеческие лица. Глаза глядят немного ввысь, внимательно и тихо. Губы закрыты, но не сжаты: верхняя губа как бы покоится на нижней. Небольшая борода раздвоена. Руки сложены и не шевелятся. И одежда на нем как на всех.

«Какой же это Христос! — подумалось мне.—Такой простой, простой человек! Быть не может!»

Я отвернулся прочь. Но не успел я отвести взор от того простого человека, как мне опять почудилось, что это именно Христос стоит со мной рядом.

Я опять сделал над собою усилие... И опять увидел то же лицо, похожее на все человеческие лица, те же обычные, хоть и незнакомые черты.

И мне вдруг стало жутко — и я пришел в себя. Только тогда я понял, что именно такое лицо—лицо, похожее на все человеческие лица,— оно и есть лицо Христа."